Таганай
Чусовая
На плоту по Чусовой
Мама и папа на Чусовой 1968 г.
На байдарке по Чусовой 2012г.
Водный маршрут
Карты
Легенды
Флора и фауна
Приполярный Урал

Фотоотчет: Поход по Чусовой 2012 г.

На каторге 2012г.

До июля 22:

Из писем капитана:
...Ваше, Сиятельство, ежели материальные затруднения окажутся единственной преградой на нашем пути, готов буду приобресть на собственные средства шхуну на санкт-петербургской верфи и, дав ей соответственно наименования «Красотка», преисполнен буду решимости в середине лета 2012 года пуститься в плавание к берегам Нового света!..
Да будет судьба России крылата парусами!



...Памятуя ваши заслуги, одержимость и удачу, что сопутствовала Вам в прежних
Ваших дерзких предприятиях, Ваш покорный слуга добился всемилостивейшего одобрения сему прожекту. Государь избирает Вас на подвиг, пользу отечеству обещающий. Повелеваю отплыть Вам 23 июля 2012 года, ввиду напряженной международной обстановки, под военно-морским Андреевским флагом Империи.

Мичман, отплытие на носу, а состояние шхуны отвратное.
А. Вознесенский, А. Рыбников «Юнона и Авось»

Из писем капитана:
2 недели латаем судно. Множество пробоин, особенно беспокоят те, что под килем. Бригада опытных плотников измучена, перепробованы все средства. Чувствую, так и выйдем на разбитой посудине, якорь мне...


Июля 22, год 2012 от Р. Х.
Нижний Новый Город — Первоуральск

Смешно с всемирной тупостью бороться,
Свобода потеряла первородство.
Ее нет ни здесь, ни там...
Куда же плыть?
Не знаю, капитан...
А. Вознесенский, А. Рыбников «Юнона и Авось»

Из писем капитана:
В 19:20 Команда под руководством старших офицеров благополучно погружена в плацкартные вагоны фирменного поезда Москва — Северобайкальск. Условия вполне приемлемые, хотя некоторые матросы жалуются, что поезд не такой уж и фирменный, бельё влажное, питьевая вода не надлежащего качества и температуры и т.д. Я, старпом и штурман удобно устроились в отдельном купе. Едем хорошо, без происшествий, если не считать, выпади моя борода, забытой штурманом дома расширенной лоции! Фок-грот-брамсель ему в левое ухо!


Июля 23, год 2012 от Р. Х.
Первоуральск — Бойцы — Медвежья гора

По морям бушующим я плыву без компаса.
Я зову без голоса, пучинам отданный.
А. Вознесенский, А. Рыбников «Юнона и Авось»

Стапель на станции Бойцы был кармически предопределён, поэтому сомнений не возникло. Едва мы промочили горло, как пора было грузиться. Электропоезд оказался ещё менее фирменным. Здесь не нашлось даже отдельной каюты для капитана! Жара и полный трюм потных матросов.

Станция встретила нас торжественно — двумя бесконечными вереницами поездов, между которыми пришлось тащить всю команду. Мы двинулись в сторону Кауровки. Когда, наконец, вагоны справа закончились, оказалось, что берега не видно и в помине. С возвышенности, на которой мы находились было видно как вниз спускаются труднопроходимые заросли кустарника и мелкого леса (урёмы по-местному). Помог нам машинист. Старый пройдоха знал здесь все тропинки и, видя наше замешательство, указал одну из них, конечно, не самую ровную и прямую, но мы были рады и ей. Радостно спускались мы через заросли крапивы выше человеческого роста и колючих кустарников, по пути набивая трюмы малиной и ежевикой. И вот показался берег. День был на исходе, нужно было торопиться, поэтому немедленно была отдана команда приступить к стапелю и погрузке. Заняв команду, капитан занялся промером глубин и осмотром окрестностей. Места-то были непростые. Выше по течению находились знаменитые золотоносные рудники — Бажовские места, разрази меня гром. Именно здесь была выше всего вероятность найти Лошадиную голову или Лосиное ухо. Помнится, в прошлый наш поход, ниже по течению штурман нашел баранью голову, но мы были тогда в этом деле зелёные, как юнга в первом плаванье, и всё спустили, не поняв истинной ценности...

Из писем капитана:
Главное сейчас — не нервировать команду. С них хватит и золотоносного песка, и мелких самородков, в изобилии встречающихся ниже по течению. Я очень опасаюсь золотой лихорадки и бунта. Старпом, хитрый морской чёрт, уже спрашивал, почему бы нам не пойти вверх по течению. Уж очень хочется ему побренчать золотишком в местных тавернах. И ведь не боится он ни набегов башкир, о которых так много пишут местные путешественники, ни страшной бабки Синюшки с Зюзельского болота, ни Великого полоза. С ним надо держать ухо востро — он может поставить под угрозу всю экспедицию, т.к. имеет большое влияние на матросов, особенно на старшего, с которым, как я замечаю, он в особой связи.

Необходимо пару слов сказать о нашем судне. Это не шхуна, а шхуна-бриг, т.е. гребная бригантина. Облегчённый и усовершенствованный вариант известной в этих водах галеры или каторги. На судне имеется три пары вёсел, парусное вооружение и до десяти орудий малого и среднего калибров. Главным достоинством является грузоподъёмность, т.к. имеется вместительный трюм для вещей и продовольствия и хорошая мореходность. Небольшая осадка позволяет не бояться мелей, а наличие гребцов делает её манёвренной и ходкой даже в шторм или полный штиль.

Стапелились мы уже выше к. Висячий. Вышли перед закатом. Нужно было торопиться найти приличное место для стоянки. Вначале трудно было разобраться, что мы ищем, но после того, как разрывая грохотом тишину, где-то рядом с нами пронёсся поезд, стало ясно — нужно уходить от железной дороги, иначе сна не будет. Единственным местом на карте, где русло сделало крутой изгиб, а дорога его повторить не пожелала, была Медвежья гора. Там, через 3 км от стапеля, уже в сумерках мы и встали. Место оказалось неплохим, с кострищем и кустами чёрной смородины, на которой было полно ягод. Наскоро поужинав, команда улеглась спать.

Июля 24, год 2012 от Р. Х.
Медвежья гора — Коуровка (Прогресс) — Слобода — Каменка

Известно вам: мир не на трех китах,
Но вам известно: он не на троих.
Вам вольничать нельзя в чужих портах,
А я забыл, как вольничать в своих.
В. С. Высоцкий

Из писем капитана:
Ночью шёл дождь. Утро сырое. Провизия заканчивается. Экипаж хандрит. Судового доктора нет. Его обязанности исполняет писарь. Он предполагает, что причиной недовольства команды является начинающаяся цинга и уговаривает матросов есть побольше смородины. Но они не хотят смородины, дьявол их раздери, они хотят мяса! Замечаю, что чаще всего разговор об этом заводит старший матрос. Он определённо мутит команду. Где же я возьму им мясо в этих гиблых местах? Правда на реке полно цапель. По 2-4, а то и по 10-12 они стоят на мелководье и подпускают к себе довольно близко, потом разлетаются, садятся на вершины прибрежных сосен и, качаясь, ждут, когда мы удалимся. К сожалению, среди нас нет опытных буконьеров. Фотограф пытается охотиться, но пока кроме кучки не слишком хороших фотографий у него ничего не получается. Он тоже хандрит и злиться на погоду. Экипаж с нетерпением ждёт высадки в ближайшем порту. Уж мы набьём трюмы провиантом, были бы торговцы.

Позавтракали и вышли. Нашей сегодняшней целью было дойти до Каменки. Путь затрудняло множество мелей. Приходилось высаживать весь экипаж и тащить галеру на верёвках. Проклятые самородки лезли в сланцы, ещё больше тормозя передвижение. Мимо проползли камни: Чирки, Синий, Безымянный, Косой. После камня Толстик показались дома Коуровки. Перед впадением реки Большой Шишим справа — камень Шишимский. Пришвартовались за вторым мостом, не считая разрушенного. Фотограф и штурман возглавили группу, отправленную за провизией и водой. Вернулись они нескоро.

Из объяснительной фотографа:
Поднявшись на крутой берег к хижинам, штурман вступил в переговоры с туземкой. На ломаном местном наречии он спросил, где находятся лавки торговцев. Оказалось, что впереди нас ждёт долгий путь через весь посёлок. Нашему продвижению мешала жара и дикие звери. Тем не менее, я задокументировал местность, т.к. вид сверху открывался прекрасный. В центре посёлка оказалось несколько лавок с разнообразными товарами. Мы обошли все, выбрали и купили лучшее. Удалось купить даже мясо (правда, неизвестного животного), хлеб, макароны, тушёнку, кефир и прочее. Также, хоть и по неоправданно высокой цене купили неизвестное нам местное лакомство — защекан, отдалённо напоминающее наше сало. В местную таверну ни я, ни штурман не заходили. Все средства были потрачены только на продовольствие. На обратном пути мы наполнили также все взятые фляги пресной водой. Всем вышеизложенным я и объясняю своё долгое отсутствие на борту.

Чтобы не будоражить местное население, было принято решение на обед отойти от деревни на безопасное расстояние. Якорь бросили у первой тихой пристани. Матросы пили кефир и закусывали свежим хлебом. Ком. Состав пробовал защекан. Он оказался весьма недурён, да и ржаной хлеб здесь уже научились делать. Отдохнув после пирушки и замариновав мясо на шашлыки (!) мы вновь погрузились на судно и отправились в путь.

Из писем капитана:
Фотограф — неплохой малый, хотя и не без странностей. Если он не смотрит в дуло своего аппарата, то непременно смотрит на небо, оценивая положение солнца и облаков, бормоча проклятья вперемешку с какими-то заклинаньями себе под нос. Недавно, в очередной раз сетуя на погоду, он пытался убедить меня принести жертвы местным богам.

Не успели мы отойти от Коуровки, как справа по борту показались живописные скалы Слободского камня. Село Слобода, следующее за ними, было для нас важным стратегическим пунктом. Здесь находилась не только красивейшая Георгиевская церковь, которую необходимо было достойно сфотографировать, но и Турбаза Чусовая — нулевой меридиан всех путешественников, истинное начало маршрута. Мы должны были пройти на всех парусах, чтобы нас запомнили. От этого зависело всё дальнейшее продвижение.
По мере приближения к храму, фотограф начал заметно нервничать. Над половиной неба нависла огромная грозовая туча, вот-вот обещал грянуть ливень. Дождь накрыл нас уже на петле реки.

Из писем капитана:
Вся команда спряталась в кубриках, и лишь отважный штурман, несший вахту у штурвала, продолжает вести бриг через бушующие волны. Вода затекает в трюмы и матросам приходится время от времени отчерпывать её, чтобы не перегружать судно. Я наблюдаю за происходящим сквозь маленькое отверстие в парусе, которым накрыт капитанский мостик. Я горжусь штурманом и думаю по прибытии представить его к награде, а пока надо сказать казначею — пусть выпишет премию.

Из воспоминаний штурмана:
Во время манёвра на петле у Собачьих рёбер, шквальный порыв ветра неудержимо понёс судно на рифы. Во избежание крушения я посадил бриг на мель и выгнал всех лентяев из их тёплых кубриков. Экипаж с ворчанием прыгал в воду, чтобы вывести корабль в фарватер. Благо, дождь почти закончился. Каково же было наше удивление — вода оказалась горячей. Думаю, это были термальные источники вблизи подводного вулкана. Я много слышал о таких на Карибах, в районе между Каймановыми островами и Ямайкой.

У Собачьих рёбер дождь окончательно прекратился. Команда восприняла это как хорошее предзнаменование. Сами Рёбра не впечатлили даже своей знаменитой 100-ступенчатой лестницей. Уж слишком довлела цивилизация над этим чудом природы — кругом к скалам лепились постройки, сараи, наверху виднелись крыши, внизу — лодки. Прелесть первозданности была утрачена. А жаль...
Просалютовав точке ноль, двинулись дальше. За неприметным Поповым камнем показались скалы Георгиевского. Его махина, освещённая солнцем, притягивала, приглашала забраться наверх. Вид с вершины и вправду был прекрасен.
Далее последовали камни Часовой — красивая скала, которым обрывается в воду гряда Георгиевского, камни Бобинский и Левинский. Продвижение не было отмечено ничем особенно трудным, и вскоре показались крыши Каменки. Село изменилось. Дома стали богаче, грек достроил свой теремок в устье Каменки, острожек на верху камня Каменского ещё больше обветшал. Зато на скалу теперь вела лестница тоже явно киношная, но крепкая, с бутафорским колодцем наверху. У лестницы мы и пришвартовались. Штурман побежал в лавку за семечками. Фотограф вне себя от счастья, что предзакатное солнце осветило старые руины, бросился наверх. Остальная команда разбрелась по окрестностям.

Из объяснительной фотографа:
Поднявшись по лестнице и сфотографировав местность, я направился к острожку. Путь мне неожиданно преградила табличка «Проход запрещён». За табличкой по склону раскинулась стройка, копошились люди. Возводимые дома явно не украшали место. Один из рабочих обходил какой-то недострой с колоннами. Решив, что обходить всё это безобразие будет глупо, я смело направился к нему и строго спросил, что здесь строится. Азиат опешил от такого напора, но сказал, что баня (это с колоннами-то!). Сделав вид, что ответ полностью удовлетворил меня, и разговор окончен, я завернул за угол. Там в пыли лежал толстый щенок кавказца, похожий на медвежонка. Он лениво потянулся и зевнул. Наконец, я выбрался на вершину. Здесь меня встретило вдохновение, и покинуло чувство времени. Я фотографировал, стирал то, что сфотографировал, снимал снова. Так могло продолжаться долго, но меня нашёл штурман, возвращавшийся из лавки. По пути на пристань мы посетили родник, который к нашему разочарованию совсем пересох. Всем вышеизложенным я и объясняю своё долгое отсутствие на борту.

Как только удалось собрать на борт разбредшуюся по берегу команду, кэп объявил, что нужно срочно искать место для лагеря, желательно приличное, с удобной бухтой и дровами. Такое место нашлось через полмили. На левом, хотя довольно крутом и заросшем, берегу виднелась свежая тропа на широкую ступеньку склона. Боцман, вернувшийся с разведки несколько озадаченным, скомандовал всеобщую выгрузку. Мы поняли его, только когда сами выбрались на берег. До нас здесь стояла странная команда, впоследствии названная нами потерянной экспедицией. Их лагерь был основательным: завалены вековые пихты, навес у костра, гигантские лавки и стулья из распилов — всё крайне брутально, матрасы из лапника под палатки. На пнях лежали оставленные кули с макаронами и гречей, а у кострища — брошенный мангал с углём. Вот это была удача! Провиант был немедленно рассортирован и передан под опись на склад продовольствия (макароны лишними не бывают), а мангал собран и раскочегарен под шашлыки. При дальнейшем устройстве лагеря было сделано ещё одно странное открытие — кругом валялись влажные салфетки. Брутальные мужики с бензопилами, которые подтираются влажными салфетками? Экипаж был в недоумении. «Это демоны» - поговаривали многие. Штурман утверждал, что это дурной знак, и что он уже видел такое на островах Фиджи.
Всё это, тем не менее, не помешало шашлыку быть прекрасным, а команде выспаться на перинах ароматного пихтового лапника. Да, надо сказать, для того чтобы лучше понимать здешнее население и его традиции, кэп велел дежурному на ночь читать команде местные предания и легенды. Не знаю, была ли от них какая-либо польза, но засыпалось под них хорошо.

Июля 25, год 2012 от Р. Х.
Каменка — камень Темняш

У реки, в тени лиан,
Поселился пеликан.
Пеликан не ловит мошек,
Ловит он в реке рыбёшек.

Из писем капитана:
Рано. Я бужу фотографа, и мы отправляемся через туман и густые прибрежные заросли в сторону Каменки. Он — в поисках хороших видов, я — в поисках слитков. Идти трудно. Путь нам преграждает то липкая паутина, то быстрые ручьи, то колючие, возможно ядовитые, кустарники. Продираясь, вымокаем в утренней росе так, что дважды выливаем из сапогов воду. Решаю добраться до лестницы, но неожиданно в голову приходит мысль, что команда проснётся, не обнаружит капитана, поднимет бунт и снимется с якоря. Напрасно. По возвращении вижу, что лентяи, дьявол их раздери, дрыхнут без задних ног. Объявляю всеобщую побудку и иду просолить старые кости. Вода обжигает. Странно, но мой опыт не становится примером для экипажа. Более того, в толпе раздаётся шушуканье: «Кажется, кэп сходит с ума».

Утро началось с проклятий капитана. Матросы повскакивали, думая, что либо начался шторм, либо на нас напали. Оказалось, что капитану просто не спалось, и он хотел бы позавтракать и отправляться дальше. Фотограф полночи куролесил с ним по зарослям и теперь бродил по лагерю вымокший и злой. Матросы с ворчанием принимались за работу. Пока старпом разводил костёр, бедняга старший матрос спросонья зачем-то полез на мачту и упал с неё, серьёзно поранившись. Он явно был не в себе. И, когда его спросили, зачем он туда полез, он ответил, что за дровами. Это чуть было не стоило ему жизни, т.к. капитан, осмотрев увечного, решил, что бедолаге конец, и собирался добить его, чтобы не мучился. Спас старшего матроса писарь, на правах судового лекаря заявивший, что раны не опасны и кругом полным-полно подорожника. Что это означало, мы так и не поняли, потому как на этих словах всё его лечение и закончилось. Бедняга всё же выкарабкался, хотя до конца похода и пугал нас своими незаживающими, кровоточащими ранами.

Собираться стали поздно — в 4 часа по Гринвичу. А ведь день должен был быть важным. По плану сегодня мы проходили места боевой славы капитана и большей части команды.
Погода благоволила — с утра светило солнце. Вышли в 5:20. Мы ностальгировали — где-то здесь были верфи нашего прошлого похода, где-то здесь затонули первые струги, где-то здесь мы чуть было не потеряли старого боцмана, выпавшего за борт. Сейчас он пришвартовался в тихой гавани, выкинул белый флаг и говорит, что счастлив, как джентльмен на золотом дублоне... Но, разорви меня гром, лучше бы он ещё тогда отправился на корм рыбам...
В Нижнем Селе под церковью бросили якорь. Старпом и фотограф отправились пополнить запасы пресной воды и продовольствия.

Из объяснительной фотографа:
... Дома здесь были тоже не бедные. Кругом чувствовалось спокойствие и достаток — здесь разводили кроликов, тут — ласточек. Лавка оказалась недалеко и мы без происшествий приобрели хлеба и кефира. Удивил квас, продающийся как молоко в полиэтиленовых пакетах. И если бы не храм, так живописно стоящий на берегу, ничто не задержало бы нас в этих местах.

Перекусив, прошли острова, камень Шайтан, Маньков и Сенькин. Забрались на гору у Висячего камня, насладившись видом местности сверху. На берегу нашли плод, напоминающий наш томат, ещё почти свежий. Старпом и многие матросы были против малоизвестных продуктов, но писарь сказал, что овощи очень важны для сбалансированного правильного питания и отправил томат на продовольственный склад, распорядившись, чтобы вечером из него приготовили салат.

Недалеко от камня Сокол произошёл неприятный инцидент. Было жарко, и команда потребовала бросить якорь в какой-нибудь тихой бухте, чтобы искупаться. Вскоре на левом берегу показалась красивая отмель. На небольшую возвышенность вела вырубленная в земле лестница. Наверху совсем недавно стоял лагерь — кострище было ещё тёплым, была оставлена фляга с пресной водой, видимо оказавшаяся лишней, а на ветке дерева висел целый пакет с зеленью, естественно подобранный писарем. Мы искупались, погрузились на борт и едва отплыли, как раздался нечеловеческий крик старпома: «Пеликаны!» Все посмотрели в небо, выискивая экзотических птиц, но там никого не было. «Пеликаны уплыли!» — снова закричал старпом. Все посмотрели уже вниз, за борт, но в мутной воде тоже ничего не было видно. Что-то было с рассудком старпома. «Им овладел морской демон», — сказал штурман и зашептал что-то на латыни. Капитан потянулся за пистолетом, а фотограф за фотоаппаратом. «Solis ictus — солнечный удар, — заявил писарь, — больного следует немедленно раздеть, посадить в порожнюю ванну и обливать шею и плечи до тех пор, пока температура не опустится ниже 39°С».
Мы уже было начали размышлять, где возьмём ванну, как старпом снова закричал: «Нет накакого удара — у меня трусы пропали».
Оказалось, после купания, старпом повесил просушить на грот-мачту предмет своего туалета, известной в Старом свете марки Pelican. Предмет был гордостью старпома, можно сказать талисманом. Лёгкий порыв ветра — и пеликаны отправились знакомиться с подводной фауной. Старпом был безутешен. Нам даже пришлось развернуть судно и обшарить баграми каждый миллиметр дна, но коварные русалки уже давно унесли их. Штурман пошутил, что они либо встретят нас в Чусовом, либо рыбаки будут очень удивлены, выловив марлина в пеликанах, за что едва не был вызван старпомом на дуэль. Старпом не унимался до конца дня, строя версии одну невероятнее другой. То он говорил, что пеликанов унесли цапли, то предполагал, что их выбросил за борт штурман — старый нудист и завистник, то утверждал, что это была осознанная жертва местным богам, чтобы экспедиция была успешной, и убеждал, что все остальные тоже должны пожертвовать трусами для всеобщего блага.
В замешательстве после происшествия, прошли камень Сокол с могильным камнем напротив, камень Корчаги, деревню Трёка, где всё-таки развилась торговля, о чём гласила свежая табличка на подвесном мосту, камни Ёршик и Боярин. На камень Высокий забралась инициативная группа под руководством штурмана и старпома.

Из писем капитана:
Команда расслабляется на склонах Высокого, а я отдыхаю на пляже. «Красотка» стоит на якоре. По берегу разбросаны шлюпки и скарб экипажа. В мире тишина и покой. Вдруг раздаётся грохот, как будто с горы катится тысяча бочек с ромом. Я и немногие оставшиеся матросы бросаемся спасать вещи и сам корабль, чтобы нас не постигла участь печально известного «Кюрасао», разрезанного старушкой «Мэри». «Поднять якорь, отдать швартовы, полный назад!» — командую я. И только мы убираем нос, как поперёк фарватера вваливается какая-то чёртова посудина, встаёт, а на палубу выкатывается недоумок, по виду — капитан, а его команда начинает набирать в бочки воду. «Бушприт твою в компАс, — кричу я ему, — пожиратель рыбьих потрохов, чтобы морская болезнь высосала тебе мозги». Но он делает вид, будто не слышит, а может, не понимает по-нашему, набирает ёмкости, даёт задний ход и скрывается из виду. Всё происходит настолько быстро, что мы даже не успеваем зарядить пушки.

После отплытия произошли некоторые события, лишь позднее выстроенные мной в символическую цепочку. В начале у камня Ревень старпом заметил под нами марлина. Он махнул плавником и пропал в глубине. Мы не придали этому особого значения – мало ли что привидится человеку после всех его сегодняшних потрясений. Затем, у камня Талицкого мимо нас проплыло неизвестное животное довольно крупное с большую собаку, тупоносое и покрытое рыжей шерстью. Его видела большая часть команды, а фотограф даже ухитрился снять его, но крайне нечётко. А на Гребешках нас встретила жуткими криками огромная хищная птица. Вот если бы тогда вспомнить старую гогульскую легенду: «И встретишь рыбу, зверя и птицу, и принесёшь рыбу зверя и птицу в жертву властителям подводного мира, среднего мира и неба, и проснутся духи…» Что-то неведомое творилось вокруг, что-то, к чему мы не были готовы.
Вечерело, и пора было разбить лагерь, но удобных бухт либо не было, либо они были заняты. Думаю, это тоже было неспроста. Жуткие, гиблые места. Экипаж притих и выглядел подавленным. В немой тревоге мы шли и шли дальше, пока вдруг капитан не повернулся к команде. Лицо его показалось нам тёмным, чужим, глаза закатились. Он указал пальцем на скалу справа и торжественно произнёс: «Мы заночуем здесь». Там, куда он указывал виднелась старая табличка «к Темняш 38». Казначей сказал, что 38 – это какое-то сакральное число, связанное с этим местом и на всякий случай пересчитал команду.

Из писем капитана:
События той ночи вспоминаю с трудом. Как во сне вижу капище, деревянный идол, какое-то варево, от которого одним становится хорошо, другим – плохо, кого-то тошнит, а кто-то поёт песни. Отчётливо помню перекошенное лицо старпома. Он то бьёт писаря, то умоляет выдать ему хоть какое-нибудь лекарство. Писарь не замечает побоев, хохочет и снова предлагает съесть уголь. Штурман то ли бормочет, то ли напевает что-то на латыни. В кромешной темноте не перестаёт что-то снимать фотограф. Жуткая ночь.

Июля 26, год 2012 от Р. Х.
Камень Темняш – камень Боярин

Жил отважный капитан,
Он объездил много стран,
И не раз он бороздил океан.
Раз пятнадцать он тонул,
Погибал среди акул…
В. Лебедев-Кумач

Утро наступило поздно. Забрались на камень, залатали небольшие пробоины в трюме, легко позавтракали и поздно в 6:35 по Гринвичу вышли. Проходя небольшой туземный посёлок Курья, были несколько озадачены развевающимся над центральной лачугой сине-белым флагом. Штурман заявил, что это флаг Кракова. Видимо, племя было захвачено поляками, а мы шли так близко к берегу, что уже давно находились на их территории. Капитан отдал команду немедленно отойти в нейтральные воды и мы круто взяли право руля.

Следующим важным пунктом был Староуткинск. Это был крупный посёлок, в порту которого нами была запланирована большая остановка для пополнения запасов продовольствия и забора пресной воды. Сделав небольшую остановку, мы привели корабль и себя в порядок, переоделись в парадное и на всех парусах двинулись к форту посёлка, стены которого уже виднелись на горизонте.
В порту было людно. Команда довольно быстро выполнила всё намеченное и вскоре мы уже готовы были к отплытию.
Обойдя железобетонный мост, деливший порт надвое, мы увидели большой корабль, на котором суетилась команда маленьких матросов, тоже готовившаяся к отплытию. Увидев нас, они радовались, салютовали и кричали: «Это каноэ! Ещё наши!». Мы не стали останавливаться и разъяснять, чем гребная бригантина отличается от каноэ, чтобы не нарушать торжественности момента.
Весело и ровно шла «Красотка» вдоль берега. Жители посёлка выбегали из домов. Они улыбались и махали пальмовыми листьями. Капитан в белом кафтане, богато обшитом золотым галуном, стоял на мостике и смотрел вдаль, не обращая внимания на собравшихся. Фотограф приготовился было запечатлеть сей исторический момент, как неожиданный удар сотряс корпус судна. Корабль встал как вкопанный. Толпа на берегу шумно вздохнула и затихла.
– Рифы! – выругался старпом.
– Вы слышите? – спросил подошедший штурман.
– Что именно?
– Как будто кто-то кричит.
– Полноте штурман, у вас разыгралась морская болезнь?
– Я серьёзно. Прислушайтесь!
– Не может быть, вся команда на месте. Это пищит комар, или мы прищемили хвост морскому дьяволу.
– А где капитан?
Последовала долгая пауза, а после неё раздался крик старпома:
– Человек за бортом! Всем по местам стоять!
И уже спокойнее:
– Хотя… Инструкция… Ведь есть же инструкция! Штурман, это вы первый заметили отсутствие капитана!
Штурман приосанился, повернулся к команде, поправил выбившуюся прядь и протрубил:
– Внимание! Человек за бортом!
Затем чеканно развернулся к старпому:
– Разрешите доложить!
– Слушаю, что там у вас?
– С правого борта выпал человек, разрешите приступить к спасению!
– Внимание! Человек за бортом, обе стоп, руль право на борт – прогудел в свою очередь старпом, – Расчёту дежурного баркаса: баркас к спуску! Флаг приспустить. Штурман, определите местоположение корабля и начинайте вести прокладку курса на кальке относительно упавшего. Старший матрос, наблюдайте за пострадавшим. Мы не должны потерять его из виду. И для отметки положения бросьте любой плавающий предмет, ну хоть обрывок бумаги. Есть у вас бумага, дьявол вас раздери!
Уже через пару минут и остальная команда получила точные указания, кому что делать. Мы бросились исполнять. Кто-то спускал флаг, кто-то определял, где наветренная сторона, старший матрос всё спрашивал, нет ли у кого листа бумаги, писарь просил казначея выдать со склада медицинскую сумку, одеяло и носилки, все остальные искали спасательный баркас, которого, правду сказать, у нас никогда не было.
Неожиданно на носу перевалилось из-за борта и зашевелилось на палубе что-то бесформенное и сырое. «Морской дьявол!» – выдохнули матросы.
Нечто, поднялось, отплюнуло прилипшую бумажку и прохрипело: «Сгною!» Дальнейшую речь командора разобрать можно было лишь частично: «… гальюнные черви… порву на щупальца… всю жисть будете палубу драить…»

С трудом прошли мелководье архипелага, сплошь затянутое мангровыми зарослями. Благо до отлива было ещё далеко и мы успели выйти в большую воду до того как обнажились рифы. Мы шли достаточно резво левым галсом и намеревались обогнуть большой полуостров, как неожиданно что-то изменилось в природе. Затихли птицы, ушли на глубину рыбы. Ветер сменил направление и из умеренного зюйд-веста превратился в холодный и порывистый норд-ост. Померкло небо, и вода заходила ходуном, раскачивая бриг. В воздухе повисла белёсая дымка.

Из писем капитана:
Шторм. Ветер шквалистый. Отдельные его порывы достигают скорости в 50 узлов. Огромные волны обрушиваются на палубу, вода бурлит в кокпите. «Красотка» в ужасном состоянии. В трюмах полно воды, она выступает над полом и при крене перекатывается по бортовой обшивке. Холодные брызги летят в лицо, матросы уже вымокли до нитки и устали, но гребут изо всех сил. «Держитесь за вёсла, палубные недоумки, иначе вас смоет за борт», – подбадриваю я команду. На вёслах уже все, включая офицеров, писаря и фотографа, но корабль не двигается с места.

Неожиданно справа по борту возник силуэт корабля. Он приближался, рос в размерах. И вот уже все мы видели бриг, идущий под парусами по ветру, но странными зигзагами.
– Боже милосердный, - перекрестился капитан – он же пустой!
– Разрази меня гром, если это не Летучий Голландец! - крикнул старпом.
«Мэри Селест» – проявилась в тумане надпись на борту.
– Salve, maris stella, – пробормотал штурман, – Мне рассказывали… не помню… кажется в Пуэрто-Рико… её видели в Море Дьявола.
Корабль-призрак исчез также внезапно, как и появился.
– Смотрите! – крикнул кто-то.
Пока мы наблюдали за бригом, слева из тумана выступила наклонная скала. Можно было ясно различить папоротники и лишайники на поверхности камня.
– Этого не может быть, – прошептал капитан, – мы обходим Слизкой. Но его давно нет. На его месте карьер, пустота!
– Поднажмём ребята, крикнул кэп и сам сел за вёсла, – гребите, что есть мочи.
Мы так и сделали. Не знаю, сколько прошло часов. Когда сил совсем не осталось, ветер внезапно стих, и туман рассеялся.
– Камень Дыроватый слева по борту, – отрапортовал штурман.
Капитан вытер мокрое то ли от брызг, то ли от слёз лицо и поцеловал палубу.

Из воспоминаний штурмана:
Лагерь разбили напротив красивой скалы Боярин. Волнительные события прошедшего дня сплотили команду. Кок сварил вкусный ужин – макароны с тушенкой, после которого матросы весь вечер горланили песни. Ночью мне приснился какой-то Ванюшка.

Июля 27, год 2012 от Р. Х.
Камень Боярин – камень Малый Владычный

Погрузитесь в эту реку,
Смойте краски боевые,
Смойте с пальцев пятна крови,
Закопайте в землю луки,
Трубки сделайте из камня, -
Тростников для них нарвите,
Ярко перьями украсьте,
Закурите трубку Мира
И живите впредь как братья...
Г. Лонгфелло «Песнь о Гайавате» Перевод И. Бунина

Из объяснительной фотографа:
Проснулся первым и отправился на берег. Над водой разливалось золотое свечение. Я поискал в воде самоцветы и самородки, думая, что свечение исходит от них, поохотился на куликов и трясогузок, в изобилии кормящихся на мелководье, и отправился на разведку вглубь материка. Промок, устал и вернулся. В лагере уже не спали кок и писарь. Они о чём-то договаривались. Писарь всё сетовал на то, что сырая вода, употребляемая командой, может стать причиной расстройств. Кого это может расстроить? По-моему все довольны.
Заметив меня, они вручили мне ёмкость и отправили собирать какие-то мелкие ягоды, растущие на деревьях вокруг лагеря, которые я считал ядовитыми. Ягод было немного, и собирать их было трудно. Приходилось приминать густую колючую траву, залазить на деревья, пригибать ветви. Кроме того, ягоды из рук всё время выхватывали какие-то наглые крикливые птицы.
Сбором ягод я и объясняю своё опоздание на завтрак.

Из писем капитана:
Утро чудесное. Кок старается – готовит что-то необычное из местных ягод. Штурман утверждает, что это традиционное блюдо ямайцев, и он тысячу раз ел его в Кингстоне.
Рецепт чрезвычайно прост:
Собрать ягоды черёмухи, очистить от веточек, вымыть, пересыпать сахарным песком, накрыть тарелкой и трясти, взбивая, пока не кончатся силы и терпение.
Есть ложками, косточки выплёвывать.
Приказал казначею выдать коку премию, с фотографа – штраф за опоздание на завтрак.

Мы мирно грузили судно, как неожиданно в небе раздался необычный шум. Кто-то крикнул «Ложись», и мы повалились на землю. Это оказалась стая уток. Они пронеслись прямо у нас над головами. Дальше вообще начались утиные места. Уток было видимо-невидимо. То впереди нас бежали и ныряли ведомые матерью малыши, то нехотя взлетали стайки более взрослых. Одна мамаша так перемудрила с маскировкой, что вынырнула между вёсел первых гребцов, чем вызвала большой переполох на судне. Сама утка испугалась не меньше, и пока мы могли её видеть, она всё бежала и бежала, не останавливаясь.
Всё было тихо и мирно. Показался камень Максимовский. Это был видный боец, и мы шумно радовались и восторгались красотой места. Но как только нос Красотки зашёл за скалу, раздался тихий шорох. «Тихо! – сказал штурман, - это индейцы. Кажется, мы на их территории». Стараясь не делать резких движений, судно плавно вышло на открытое пространство и пришвартовалось в тихой бухте. За прибрежными кустами была видна поляна. Никого не было, но кто-то, тем не менее, наблюдал за нами. Капитан, старпом, штурман и я медленно вышли на берег с поднятыми руками и остановились посередине поляны.
- Мы пришли с миром, - начал капитан.
Кусты слегка зашевелились.
- Мне кажется, вы оскорбили их, сначала нужно было представиться, - предположил старпом.
- Я капитан этого судна, а это мои помощники. Нас послал Великий белый вождь. Мы просим разрешения пересечь ваши земли, - торжественно объявил кэп.
Хрустнула ветка.
- Всё бесполезно, - прошептал штурман. Я слышал о таком от одного испанца. Его экспедиция в верховьях Миссури тоже нарвалась на индейцев. Они не хотели разговаривать, а потом перебили всех до единого.
- Мы щедро заплатим! – в отчаянии крикнул морской волк и указал на нож, висевший на поясе старпома.
Неожиданно сбоку раздался женский голос:
- Дорогой, посмотри какие симпатичные молодые люди.
Ветки перед нами раздвинулись, и на поляну вышел невысокий коренастый мужчина. За ним появилась и его «скво». Это оказались наши соотечественники, на резиновой лодочке уже сорок лет путешествующие по этим местам. Они отдыхали, загорали, купались, ловили рыбу, и их это полностью устраивало.
Старый «индеец» осмотрел наш корабль, поцокал языком и сказал:
- Это скоростное судно. Когда-то и я ходил на таком.
Я как-то сразу понял, что мы их уже не догоним.
Наши новые знакомые быстро погрузились, и когда мы поднялись на скалу, их уже не было видно. А вокруг снова воцарились тишина и покой.

Продолжение следует...